Социология познания науки. Постановка проблем в социологии познания

Вообще говоря, социология познания занимается соотношением между мышлением, идеями и познанием — с одной стороны, и обществом с его разнообразной социальной организацией — с другой.

Это очень расплывчатая формулировка, и просто поразительно, насколько трудно дать точное определение, что же такое социология познания, хотя она и прослеживается далеко вглубь истории.

Познание может означать различные вещи, и его природа давно интересовала людей, и в ранней истории, и теперь.

В то же время есть понятия и знания, которые не представляют для нас проблемы — но которые иногда совершенно не совпадают с тем, что столь же очевидно и естественно для других.

Обычной иллюстрацией этого может служить, например, то столкновение различного понимания действительности, когда люди первый раз оказываются в совершенно чуждой им культуре или делают историческую ретроспекцию своей собственной культуры.

Социология познания интересуется как раз такими явлениями, которые касаются продуктов культуры, как, например, идеи, выражаемые в религии или морали.

В этом смысле у классиков общественной мысли Маркса, Вебера и Дюркгейма содержится явно познавательно-социологическая постановка вопросов, хотя обозначение «социология познания» впервые было пущено в оборот немецким философом Максом Шелером в 1924 г.

У Маркса есть, в частности, знаменитый тезис о том, что общественное бытие человека определяет его сознание, что, в свою очередь, находится в связи с общим анализом капиталистического способа производства (можно даже сказать, что теории Маркса, прежде всего его идеологическая теория, являются основополагающими для социологии познания).

Вебер интересуется, в частности, тем, какое значение специфическая протестантская этика имела для зарождения капитализма. И, наконец, Дюркгейм показывает своим анализом религии в примитивных обществах, что все категории и классификационные системы мышления имеют социальное происхождение.

Но это направление столь фундаментально не только потому, что классики социологии занимаются типичными проблемами социологии познания. Это обусловлено также характером вопросов, которые ставятся в этой области исследований.

Их широта и в то же время глубина делает их центральными для социологии как науки, и для всех, считающих, что им есть что сказать о человеке в обществе. Вообще трудно себе представить какое-либо направление в социологии, где не имела бы значения проблематика социологии познания.

Как, например, можно было бы объяснить намерения, которые мы ежедневно и ежечасно выражаем или воспринимаем со стороны других, без признания того, что у них имеется происхождение, и его возможно установить?

Как можно было бы анализировать те способы, какими общество воспроизводит себя, например, в школах и образовательных заведениях разного рода, не представляя себе, почему это воспроизводство необходимо не только материально, но также и в когнитивном и интеллектуальном отношении?

Одной из предпосылок социологии познания является, таким образом, различение мышления и социального бытия, и напряженность между ними.

Отношения между ними нельзя принимать как данность, но как соотнесенное с различными историческими периодами, различными культурами и т. д.

Поскольку социология познания, пытаясь определить причины разнообразия мышления, ставит также целью объяснить, почему определенные группы обладают определенными знаниями, идеями и верованиями и т. д., то у нее имеется и критическое, или скептическое, направление.

Оно, так сказать, не довольствуется внешним описанием знаний в обществе, а имеет более глубокие намерения.

В то же время исходные моменты социологии познания во многом противоположны традиционным философским взглядам на природу мышления и познания (что подробнее рассматривается в следующем разделе).

Можно сказать, что у социологии познания наготове альтернативные ответы на такие вопросы теории познания, как: «что такое знание, откуда мы знаем, что обладаем знанием, и как отличить истинное знание от иных представлений?».

Как говорят Бергер и Лукман, социология благодаря своей внутренней логике вынуждена соотносить восприятие действительности и знаний с изменчивыми социальными условиями, в то время как философия не вынуждена (и согласно традиционной научной философии, и не должна) вести таких размышлений.

Такой «оттенок» альтернативности привел к тому, что социология познания в определенных отношениях противоречива.

После своего начального периода она оказалась в тени и долгое время лежала без движения, прежде чем затем возродиться к жизни; теперь она не только закрепила свое место, но и находится в процессе развития.

Аргументация в пользу существования абсолютного знания, или вечной, неизменной и универсальной рациональности — это выражение того, что можно назвать объективизмом, часто противопоставляемым релятивизму.

Однако важно видеть, что между крайними точками шкалы есть и промежуточные, и что
жесткий объективизм так же трудно исповедовать, как и полный релятивизм. Значительная трудность с релятивизмом та, что если проводить его последовательно, то, как сказать, рубишь сук, на котором сидишь.

Если все мышление и все знания относительны во времени и пространстве и в различных социальных группах, то как же тогда можно оценивать чьи-либо знания? Как можно утверждать, что именно наше объяснение мира и существования верно?

Один из способов интерпретации сложностей релятивизма — это сделать вывод, что цена всем знаниям одинаково велика или мала и занять насквозь скептическую позицию по отношению к возможности «знать» хоть что-нибудь.

Однако как будет видно из дальнейшего изложения, социологи познания делали много попыток избежать релятивистского парадокса. При желании заняться развитием социологии познания и науки наиболее плодотворно занять реалистическую позицию.

Реализм как философское понятие отнюдь не лишен сложностей и может пониматься по-разному, но мы здесь будем придерживаться очень упрощенного описания, где проводятся важные границы с полностью скептическим отношением к науке и знанию.

Онтологический реализм признает существование материального мира, независимого от наших знаний, или предполагаемых знаний, о нем.

Таким образом, имеется действительность, ограничивающая построения сознания о ней. Наука стремится к изображению и объяснению этой действительности.

В свою очередь, эти изображения и объяснения варьируют в разные времена и в разных культурах, и в этом смысле они относительны.

Вовсе не бесспорно, что наука просто и без затруднений воспроизводит действительность — но с другой стороны, нет причин идеалистически ограничивать все попытки добывания знаний лишь мыслительными конструкциями.

Все время держа это в голове, можно избежать заклинивания на паре противоположностей объективизм/релятивизм, а вместо этого посмотреть, как разные социологи познания фактически решают эту проблему.

Уже в начальной фазе развития социологии познания можно выделить два комплекса проблем, которые прослеживаются как лейтмотив ее последующего развития.

Один касается исторической изменчивости и интересует больше всего, можно сказать, представителей раннего периода немецкой социологии познания, Шелера и Маннгейма.

Второй касается фундаментально социального характера мышления, что можно связать с французской традицией, в которой фигурой первого плана является Дюркгейм.