Особенности российского геополитического мышления

Возникновение нового геополитического мышления в России часто связывают с евразийством, анализирующим постсоветскую Евразию в категориях пространства. Для евразийства Россия культурно и геополитически своеобразна и отличается как от западного, так и азиатского мира.

Собственнно говоря, первое евразийство 1930-х годов тоже возникло как интеллектуальная и политическая потребность подчеркнуть геокультурную и геополитическую независимость или «самостояние» России.

Именно стабильность границ и культурная интеграция разнородной евро-азиатской периферии, нередко обострявшиеся недостаточной чуткостью Запада в отношении российской специфики, всегда находились в центре внимания политической философии евразийцев.

Обострение этих проблем, хотя и в принципиально иной геополитической ситуации, пробудило к жизни новое евразийство в современной России.

Заостряя внимание на этом аспекте российской культурной самобытности, ряд исследователей неверно представляет евразийство как мышление единое в своей антизападной направленности и скрывающее стремление России восстановить утраченную империю.

Гораздо более продуктивно рассматривать евразийство как интеллектуально и политически разнородное течение. Характерное для него осмысление геополитических вызовов и культурных особенностей России может основываться на существенно различных теоретических допущениях и быть подвержено принципиально отличным интеллектуальным влияниям.

В современной России выделились по крайней мере четыре группы евразийцев, связывающие себя с различными интеллектуальными традициями и политическими ориентациями.

Для краткости эти группы можно классифицировать как экспансионистов, цивилизационщиков, стабилизаторов и геоэкономистов.

Евразийцы, таким образом, разнородны — рассмотрение ими России в качестве хартленда, или государства, ответственного за организацию постсоветского пространства, еще отнюдь не делает их всех сторонниками макиндеровского стремления к мировому господству.

Разделяя некие общие установки, четыре евразийские школы по-разному представляют России и окружающий ее мир.

Для широты контраста мы включаем в сферу рассмотрения и российское западничество, по-прежнему влиятельное в российском дискурсе и настроенное весьма критически в отношении евразийского мышления и предлагаемых им решений.

Понимание различий, имеющихся среди обозначенных геополитических школ, остается насущной задачей и для практикующих политиков.

В частности, такое понимание необходимо политикам на Западе, продолжающим быть озабоченными возможностью возрождения антизападной евразийской империи и нередко неспособными различить принципиально важные нюансы евразийского мышления.

Одна из школ российского внешнеполитического мышления предупреждает против излишнего сосредоточения ресурсов страны на «евразийском» направлении и настаивает на необходимости прозападной, а не региональной ориентации.

Эта школа правомерно именуется западничеством, поскольку ее интеллектуальные и политические представители на протяжении уже многих лет последовательно отвергают возможность и необходимость выработки в России специальной евразийской стратегии.

Для западников Россия — страна европейская, следующая западной модели развития. Эту модель они считают единственно прогрессивной и жизнеспособной, и следование в фарватере Запада воспринимается как единственно правильный ответ на политико-экономические вызовы в Евразии.

Согласно западникам, если Россия и должна обладать особой силой в Евразии, то это должна быть сила примера в достижении стандартов либеральной демократии, а не стабилизации авторитарных, режимов в регионе.

Западники согласны с необходимостью развития и укрепления двусторонних отношений с региональными соседями, такими как Китай и страны Центральной Азии.

Но они убеждены и в том, что адекватное решение региональных дилемм возможно только на основе многостороннего партнерства с Западом.

Применительно к Евразии мышление «Запад — гарант нашей безопасности» продолжают связывать со временем политики Е. Гайдара и А. Козырева.

В свое время и тот, и другой отстаивали необходимость для России интегрироваться с Западом напрямую, жертвуя при этом связями с бывшими советскими республиками.

Сегодня подобное мышление продолжает быть характерно для некоторых партий либеральной ориентации и поддерживается западно ориентированным частным сектором.

Другую школу правомерно назвать геоэкономизмом, поскольку ее теоретики считают, что сегодня в мире в целом и в Евразии в частности принципиально возросло значение геоэкономических факторов по сравнению с геополитическими.

Геоэкономисты исходят из того, что Россия находится на «перекрестке» экономических и культурных влияний в регионе. Их видение мира представляет собой любопытное сочетание либерального транснационализма и критической географии.

Сторонники этой школы рассматривают мир как все более взаимозависимую, экономически западно-центричную, но культурно плюралистическую целостность. Это мир, в котором возможностей ничуть не меньше, чем угроз и опасностей.

Что касается опасностей, то они скорее носят геоэкономический, чем политико-военный характер. Для геоэкономистов основы российской безопасности связаны с экономическим процветанием и социальным развитием, а не только поддержанием политического порядка и стабильности.

Они уверены, что если России удастся воспользоваться своим положением «перекрестка Евразии» и сформулировать рабочую концепцию транснационального развития, в число благоприятных результатов войдут политическая стабильность и мир в регионе.

Приверженцы такого мышления предлагают ряд транснациональных экономических проектов при поддержке как государства, так и частного сектора и при участии внешних стран.